Записки филолога

Записки филолога

​КТО КРАЙНИЙ?

Long queue.

О ПОСЛЕДНЕМ И КРАЙНЕМ. Доходит до безумия суеверная боязнь слова “последний”, которая просочилась и в официальные документы. Читаю “Положение о ведении электронного журнала” в школе: “Табель сдается на проверку не позднее крайнего рабочего дня каждого месяца”. Товарищи дорогие! Да неужели вы думаете, что намеренные ошибки в русском языке уберегут вас от последнего “прости, прощай”, а вашу школу – от неприятностей? И неужели нет в школе специалистов-словесников, которые объяснили бы, что “крайний” и “последний” – не синонимы? Ведь надо же понимать, что крайний – это тот, что с краю. А “последний” – это по времени. Есть, правда, интерференция с английским языком, где существуют два слова для обозначения последнего: the latest – самый свежий, недавний; the last – последний, за которым уже ничего не будет. Вот этого the last, очевидно, так боятся составители документов. Не надо бояться! Хуже – делать ошибки. Итак, кто последний в очереди за правильным русским языком?

ЭТОТ ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК

Действительно, русский язык полон отрицаний – и в приставках, и в частицах. Сравним с английским:

Не лезь не в своё дело – Mind your own business

Не стойте у края платформы – Mind the gap

Здесь не курят – Smoke free zone

Небезынтересный – Rather interesting

Лифт не работает – Out of order

Неуспевающий ученик – Underachieving student

Несчастье – Misfortune

Недоспать – Undersleep

Непогода – Bad weather

Неразбериха – Mess

Нелепица – Absurdity

Неудачник – Loser

В целом русская лингвокультура больше ориентирована на отрицание, например: «неплохой» вместо «хороший», «недалеко» вместо «близко», «не плюй в колодец» вместо «думай о будущем», «не сорить» вместо «держать в чистоте». Чем это можно объяснить? Возможно, зависимостью русского менталитета от судьбы и боязнью сглазить, дав положительную характеристику. «Как дела? – Неплохо». Это безопаснее, чем ответить «хорошо» и вызвать зависть или недовольство всесильной судьбы: что хвастаешься?

В англо-саксонской культуре, напротив, отрицание приближается к коммуникативным табу: все негативное, даже частицы и приставки, имеет тенденцию заменяться позитивным. И коммуникативная ценность – позитивное мышление – весьма важна. Это к вопросу о межкультурной коммуникации.

“ИМБОВЫЙ УЧИТЕЛЬ”

– так охарактеризовал мой младший сын нового учителя истории. Я уже такое слово слышала, в варианте “имба”, с ударением на “а”. Перевод с молодежного: имба – нечто выдающееся, имбовый (ударение на “о”) – очень хороший. Образовано от английского “imbalance”, так в компьютерных играх называют персонажа, обладающего превосходством над другими. А новый историк, похоже, и правда имбовый, если сумел с первого урока покорить сердце Коли.

ЭТОТ ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК

Замечали ли вы, дорогие коллеги, насколько важны эмоции в нашей лингвокультуре? И выражаются они в основном глаголами: грустить, хандрить, радоваться, веселиться, тосковать, унывать, печалиться, ликовать… Попробуем перевести эти глаголы на английский язык. Результат таков: в переводе мы получим не глагол, а выражение “to be/ feel” + прилагательное: to be sad, to be happy, to be gloomy… То есть не действие, а состояние.

О чем это говорит? Мне думается, что это очень весомое доказательство того, что в русской коммуникативной культуре (в отличие от английской) эмоции воспринимаются как важное и ответственное занятие: вот человек занят делом – тоскует. Не бездельничает, а осуществляет активную деятельность. Или, допустим, радуется – это тоже серьезное дело, и не надо ему мешать. Согласны? Желаю всем ликовать и не унывать!