Год: 2021

Резюме: Статья посвящена анализу места и роли иронии в современном политическом дискурсе. Материалом исследования явились высказывания государственных деятелей России, Великобритании и США последних лет. В статье показано, что частотность иронии, ее насыщенность во многом определяются характером политического жанра. В работе выделены основные функции иронии в политическом дискурсе, которые соответствуют стратегиям иронии. Делается вывод об ироничности как неотъемлемом качестве истинного лидера. Анализ речей политиков показывает, что наиболее эффективно воздействуют на аудиторию именно те ораторы, которые часто прибегают к иронии.

Ключевые слова: ирония, политический дискурс, политический жанр, функции, механизмы. 

1. Политический дискурс: понятие и характеристики     

     В современной лингвистике, основанной на когнитивно-дискурсивном подходе к объекту исследования, все более возрастает интерес к дискурсивным характеристикам языка. Это проявляется в выделении различных типов дискурса, среди которых важное место занимает политический дискурс. Это объясняется тем, что специфика политики, в отличие от ряда других сфер человеческой деятельности, заключается в ее преимущественно дискурсивном характере.     

     Понятие политического дискурса трактуется исследователями по-разному. Его определяют его как разновидность идеологического дискурса, основное назначение которой состоит в борьбе за власть [1; 12]; коммуникацию, имеющую своей целью завоевание и удержание политической власти [2]; набор некоторых действий, направленных на распределение власти и экономических ресурсов в какой-либо стране [9]; семиосферу коммуникативных практик, рассматриваемых в реальном и потенциальном аспектах [1]; деятельность, направленную на формирование, поддержание и изменение отношений доминирования и подчинения в обществе [11]. Дискурс понимается как вербализация определенной ментальности; такой способ говорения и интерпретирования окружающей действительности, в результате которого не только специфическим образом отражается окружающий мир, но и конструируется особая реальность, создается свой (присущий определенному социуму) способ видения мира, способ упорядочения действительности, реализуемый в самых разнообразных практиках. Некоторые исследователи склонны соединять понятия «политический дискурс» и «политика» в одно целое, определяя политику, как кодифицированные знаки, развертываемые при помощи акта высказывания в социально-семиотический процесс – речевую дискурсию, понимаемую как совокупность речевых (дискурсивных) практик, оказывающих влияние на формирование представления об объекте (факте, явлении, процессе), который они представляют [14].  Действительно, влияние на  собеседника, а также, в глобальном масштабе, на народные массы, формирование общественного мнения и определенного отношения народа к политической ситуации можно назвать отличительной чертой и основной задачей как политики, так и политического дискурса. Ключевым понятием и в политике, и в политическом дискурсе становится борьба за власть.

     Язык используется в политике как средство власти и как средство социального контроля, как замечают сторонники критического анализа дискурса [24: 25; 37], соответственно, целью исследователей политического дискурса является рассмотрение связи между использованием языка и неравными отношениями власти. Таким образом, основная задача лингвистического анализа политического дискурса состоит в выявлении механизмов сложных взаимоотношений между властью, познанием, речью и поведением [26].

     Общественное предназначение политического дискурса состоит в том, чтобы внушить адресатам, то есть аудитории, необходимость политически правильных, с точки зрения говорящего, действий и/или оценок. Иначе говоря, цель политического дискурса — не описать, а убедить, побудить к действию. Убеждение аудитории является основной целью для многих политиков: “for most politicians, the key concept in most of their speeches is that of persuasion” [32, 123]. Эффективность политического дискурса можно определить достижением этой цели.     

     С точки зрения сторонников критического дискурс-анализа не представляется возможным создать какую-либо типологию политического дискурса на основе только вербальных свойств, несмотря на существование возможных стилистических, тематических и интеракциональных маркеров, способствующих выявлению дистинктивных признаков политического дискурса [36]. Следовательно, основополагающей категорией для выделения политического дискурса является контекст, а не сам текст. К формуле «дискурс=текст+контекст» предлагается добавить элемент «подъязык». Таким образом, окончательная формула имеет вид. «политический дискурс = подъязык + текст + контекст» и отражает суть понятия «политический дискурс» [21]. 

Как и другие институциональные жанры, политический дискурс обладает следующими существенными признаками: массовый гетерогенный адресат, общественно-значимая ориентация содержания коммуникации, особый социальный статус говорящего, обладающего «правом на речь», его профессионально-речевые навыки [3].

     Исследователи политического дискурса [21; 15] и др. выделяют следующие присущие ему характеристики: преобладание массового адресата; доминирующая роль фактора эмотивности; значительный удельный вес фатического общения (часто более важным оказывается не содержание сообщения, а сам факт его произнесения); смысловая неопределенность, связанная с фантомностью ряда денотатов и фидеистичностью (значимость момента веры как проявления иррациональности политического дискурса); эзотеричность, проявляющаяся как прагматическая категория, что обуславливает использование таких стратегий, как эвфимизация и намеренная уклончивость; опосредованность политической коммуникации фактором СМИ (ее представители исполняют роль медиатора, выражающуюся в следующих функциональных вариантах: ретранслятор, рассказчик, конферансье, интервьюер, псевдо-комментатор, комментатор); театральность; динамичность, обусловленная злободневностью отражаемых реалий и изменчивостью политической ситуации.     

     Исследователи замечают, что в настоящее время перечень наук, задействованных в исследовании политического дискурса, расширяется – это не только лингвистика, но и риторика, коммуникативистика, культурология, социология, социолингвистика, этнография, этнолингвистика, политология, политическая психология: «Расширяется сфера применения результатов анализа политической коммуникации: журналистика, юриспруденция, межкультурная коммуникация, переводческая деятельность, связи с общественностью (политический менеджмент), имиджелогия, конфликтология. В каждой из этих сфер обнаруживаются специфические признаки политической коммуникации» [16, 42].

     Действительно, понятие «политическая лингвистика» не является однозначным, так как означает не только «исследование языка политики»,  но и «лингвистические теории, окрашенные той или иной идеологией». Некоторые авторы предпочитают термин «политологическая лингвистика» или «лингвистическая политология» (наука, исследующая понятия и реалии, интересующие политологов, лингвистическими методами) [5, 32]. Несмотря на очевидную необходимость междисциплинарного подхода, исследователи признают лингвистический фактор определяющим, так именно лингвисты «могут ответить на многие интересующие современное общество вопросы: как вербализуются тоталитарные или демократические идеологические установки, с помощью каких приѐмов (риторических, нейролингвистических) пропагандируются и внедряются в сознание граждан политические идеи, как устроены политические трансакции, проявляющие суггестивные, манипулятивные, номинативные, фатические, аттрактивные функции языка, и мн. др.» [16, 44]. 

     Исследования современной политической лингвистики развиваются по нескольким направлениям:     

     Критический анализ политического дискурса направлен на изучение способов, с помощью которых социальная власть осуществляет свое господство в обществе. В центре внимания специалистов – языковые способы поддержания социального неравенства и сопротивления ему. Особое внимание специалисты (T.A. van Dijk, R. Wodak, N. Fairclough и др.) уделяют социальному, гендерному и этническому неравенству, злоупотреблению властью в  различных сферах общественной жизни. Помимо внутриполитических проблем объектом критического исследования становятся международные отношения.

     Контент-анализ занимает значимое место в зарубежной политической лингвистике и имеет более чем вековую историю применения к изучению политической коммуникации. В отличие от критического дискурс-анализа лингвисты этого направления полностью дистанцируются от субъективности исследовательского подхода и анализируют большие корпусы политических текстов с использованием методов компьютерной обработки материала. Основная задача таких исследований сводится к выявлению связи между социально-политической жизнью общества и использованием политического языка, поиску закономерностей функционирования политического дискурса, выраженных в статистической форме. Контент-анализ изучает тактики восхваления, критики и защиты; соотношение в политических речах упоминаний общественных проблем и  личных характеристик политиков; соотношение временных планов прошлого, настоящего и будущего (В. Бенуа, Л. Бразеаль, А. Клюковски, В. МакХейл, П. Пир, В. Уэллс, А. Харткок и др.). 

     Риторическое направление (в терминах Е.И. Шейгал – «дескриптивный подход») использует традиционные методики, которые используются многими исследователями политического дискурса (Р. Айви, Р.Д. Андерсон, Р. Карпентер, М. Осборн, В. Риккерт и др.), и концентрируется на изучении языковых средств.

     Таким образом, анализ политического дискурса может быть проведен с разных сторон, с упором на определенный пласт информации. В данной работе в центре внимания находится ирония в политическом дискурсе как способ достижения коммуникативной интенции автора, ее функции и влияние на течение дискурса.

2. Допустимость иронии и юмора в политическом дискурсе

     Вопрос об уместности иронии и юмора в политике долгое время оставался без внимания. Понятие «политический юмор» в отечественной науке стало разрабатываться сравнительно недавно. Оно вошло в научный оборот в политико-социологических исследованиях во второй половине 1990-х [6]. Юмор был определен как «родовое понятие, включающее в себя сатиру, иронию, шутку, пародию, и т.д.» [6, 7], были выделены основные направления и содержание социологии политического юмора, его основные объекты и субъекты, приемы, а также социальные функции.  Дальнейшие исследования подтвердили основную функцию политического юмора как желание человека уйти от неприятной ему реальности, освободиться не только от внешней цензуры, но прежде всего от внутреннего цензора, от страха перед авторитарным запретом, перед властью [10]. Еще несколько десятилетий назад было замечено, что политический юмор – это народное достояние, которое может, приобретая новые формы, быть применимо к новым и новым политическим ситуациям: “Political humour is public property reworked and applied to new situations over and over again” [35, 25], то есть подчеркивается историческая тенденция использовать юмор в качестве защитного средства. 

     Британские ученые отмечают, что роль юмора в жизни современного общества намного больше, чем это ранее представлялось различными социальными теориями “humour… plays such a key role in the maintenance of social life, is much more important than social theorists have often assumed” [23, 236]. Это подтверждается возрастающим интересом к юмору и иронии как научным объектам. Исследователи указывают на значительное количество недавних научных работ, посвященных этим явлениям, появление методики обучения юмору [23].

     Исследователи современного американского политического юмора указывают, что отношение к нему в обществе неоднозначно. С одной стороны, юмор считается источником удовольствия, средством и панацеей от стресса. Но юмор может оказывать разное влияние: сообщать достоверную или ложную информацию, вызывать любовь или ненависть, выявить или скрыть проблему [30]. Это противоречие привело к тому, что на американской политической арене в течение нескольких последних десятилетий происходит борьба между намеренным внедрением юмора в политический дискурс и сопротивлением ему.

     Помимо десакрализации власти, политический юмор обеспечивает комфортное общение между политиком и его аудиторией, минимизирует вертикальную дистанцию, а также помогает наилучшим образом донести идею до собеседников.  Ирония, являющаяся разновидностью юмора и в то же время имеющая свою область значения, более критична и более направлена  на определенный объект. 

     Использование иронии в политическом дискурсе в некоторых лингвокультурах является устойчивой исторически сложившейся характерной особенностью. Так, английские политические дебаты во все времена отличались остроумием, а английский парламент всегда представлял собой место, где искусные ораторы соревновались в красноречии с использованием иронии и сарказма. В российском политическом дискурсе ирония и юмор используются не так широко, но в последние годы отмечается тенденция к более частому их употреблению. Частотность употребления иронии, речевая насыщенность ироническими высказываниями обусловлена ситуацией общения и политическим жанром.

3. Место иронии в некоторых политических жанрах

          Существуют различные классификации политических жанров. Так, опираясь на деление первичных и вторичных речевых жанров М.М. Бахтина, применив их к жанрам политического дискурса, Е.И. Шейгал определила, что первичный дискурс образуют жанры институциональной коммуникации, составляющие основу собственно политической деятельности: речи, заявления, дебаты, переговоры, декреты, конституции, партийные программы, лозунги и т.д., а жанры бытового общения выступают по отношению к ним как вторичные. Вторичные жанры политического дискурса можно определить как «разговоры о политике»; они носят респонтивный характер и представляют собой комментирование, обсуждение, интерпретацию, то есть реакцию на действия [21]. 

     Следуя стратификации политического дискурса по субъектам политической деятельности, возможно выделить общественно-институциональную коммуникацию, коммуникацию между институтом и гражданином и коммуникацию между агентами в институтах [21]. В первом случае разграничивается коммуникация по линиям «институт – общество» (она представлена жанрами лозунга, призыва, декрета, плаката – в качестве обезличенных «высказываний институтов» или жанрами указа, публичной речи как высказываний политических лидеров) и «общество – институт» (жанры петиции, обращения, листовки, наказов избирателей и т.п.). В дискурсе политиков-профессионалов можно выделить особую область – речевые жанры, субъектами которых могут быть лишь лица, занимающие самые верхние этажи в политической иерархии, например, руководители государств: это такие жанры, как инаугурационная речь, послание парламенту о положении дел в стране, прощальное обращение президента и др. В коммуникации между агентами в институтах выделяются внутренняя (служебная переписка, закрытое заседание) сфера и публичная сфера, в которой реализуются жанры переговоров, парламентских дискуссий, партийной программы, программной речи на съезде партии и др.
В качестве одного из возможных критериев стратификации политического дискурса можно назвать отнесенность жанра к тому или иному событию политической жизни, которое может быть циклическим (выборы, инаугурация, съезд партии, церемония патриотического праздника, ежегодное выступление президента с посланием парламенту), календарным (встреча депутата с избирателями, парламентские слушания, визит политического деятеля) или спонтанным (митинг, политический скандал, референдум).

     О разноплановости политического дискурса писали многие исследователи. Поскольку дискурс представляет собой единство текста и социального контекста, то политический дискурс – вид институционального дискурса, н включает не только директивы и рапорты [22, 149], но и такие речевые акты как хвастовство, оскорбление, угрозу, насмешку и т.д. [13, 59], а все это основывается на системе ценностей, установленных обществом.

     Существует фольклорное понимание политического дискурса, то есть распространение его в самых разных социальных и профессионально-бытовых слоях общества. Действительно, даже те жанры, которые изначально не относились к политическому дискурсу, могут включать в себя политическую информацию и оценки политических деятелей. Например, смерть Маргарет Тэтчер (политическое событие) вызвала столь же бурную реакцию в блогах, как и смерть Майкла Джексона (событие в мире музыки). Блоггеры разделились на фанатов и антифанатов: Long live Thatcher! Thatcher was awesome! We love you in Finland, Mrs.T! What a bitch, I hate her! We can start digging a hole now! When will this … die? (Да здравствует Тэтчер! Тэтчер великолепна! Миссис Т, мы в Финляндии любим вас! Вот стерва, ненавижу ее! Наконец-то можно вырыть для нее яму! Когда же эта … сдохнет?) Из перечисленных восторженных отзывов многие похожи на отклик на смерть знаменитого музыканта: Michael Jackson is not dead… he lives in our memories. I love Michael Jackson, he is unforgettable (Майкл Джексон не умер… он живет в нашей памяти. Я люблю Майкла Джексона, он незабываем) (примеры цит. по:[31]). 

          По мнению некоторых исследователей, ирония способна проникать во все речевые акты и почти во все речевые жанры, подобно тому как она может проникать во все виды тропов, сплошь и рядом образуя ироническую метафору, ироническую метонимию, гиперболу, литоту и сравнение [8, 75]. Говоря об иронии в английском дискурсе, в частности, в политическом, мы исходим из предпосылки, что ироничность является особенностью коммуникативного стиля англичан (это проявляется в частотности употребления иронии и разнообразии ее функций). Для английской лингвокультуры применение иронических, самоиронических, саркастических высказываний актуально и естественно. Напротив, ситуации, когда ирония находится под запретом, делают англичан беспомощными и уязвимыми. 

     Что касается русской коммуникативной культуры, то, по нашим наблюдениям, здесь ирония употребляется значительно реже, чем в английском дискурсе, и ее использование обусловлено характером и темой общения. Тем не менее русский политический дискурс, так же как и английский, часто содержит значительное количество иронических и юмористических высказываний.

     Как уже было отмечено, характер политического дискурса может меняться в зависимости от жанра, социального статуса говорящих, культурного уровня и национального колорита.  Собеседники одного социального статуса могут допускать достаточно острые нападки друг на друга, выдвигать обвинения, открыто критиковать. Подобная тенденция и в российских политических дискуссиях, и в английских парламентских дебатах, и в американском политическом дискурсе. 

4. Функции иронии

     Чувства и эмоции, которые призвана выражать ирония, крайне разнообразны. Лингвисты замечают, что иронии нельзя доверять, так как она расшатывает привычные смыслы [28], является способом интеллектуального дистанцирования  [33], апеллирует скорее к интеллекту, чем к эмоциям [38]. Ее также называют раздражающим фактором, потому что она опровергает стабильность и выставляет мир в двусмысленном свете [29], она может издеваться, атаковать, высмеивать, изгонять, смущать и унижать [27].

     Исследователи английского дискурса указывают на двойственный характер прагматического воздействия иронии: она обеспечивает возможность для выражения негативного отношения к адресату или предмету речи в завуалированной, скрытой форме, для дискредитирования оппонента, при этом соблюдая рамки, установленных этикетом и максимами вежливости и такта; с другой стороны, ирония может создать особую позитивную психологическую атмосферу, располагающую коммуникантов к взаимодействию и сотрудничеству [19], способствуя при адекватном ее использовании осуществлению коммуникативной цели и реализации намерения автора, при неадекватном использовании – к уклонению от исходной коммуникативной цели.

    Многоплановость иронии не позволяет дать четкую классификацию всего разнообразия функций, выполняемых ею. В число функций входят усиление смысла, усложнение, двусмысленность, игривость, дистанцирование, самозащита, лицемерие, оскорбление, нападение, усугубление и др.

     В центре внимания данной работы ирония в политическом дискурсе, поэтому ее функции рассматриваются в соответствии с коммуникативной интенцией говорящего – политика или общественного деятеля.

    Функции иронии соответствуют парадигме, охватывающей основные стратегии политического дискурса:  агрессия – манипуляция – развлечение     (подробнее см. [4]). Действительно, политическая коммуникация, с одной стороны, направлена на нападение и уничтожение противника в споре (либо на убеждение его в своей точке зрения и перемирие), с другой стороны, целью политических дебатов является влияние на аудиторию и косвенное вовлечение ее в процесс обсуждения, что обуславливает развлекательный характер коммуникации. Ирония в политическом дискурсе призвана обеспечивать деятельность этих стратегий. Следовательно, ее функции могут быть представлены в виде следующих противоположных тенднций:

А. Нападение – защита

Б. Сближение – дистанцирование

В. Самовыражение – самопринижение .

     Поскольку ирония – явление противоречивого характера, эти пары, хотя и содержат противоположные  друг другу элементы, создают единое целое. В этом заключается многоплановая и труднообъяснимая природа иронии.

А. Нападение и защита

      Об агрессии иронии писали такие исследователи, как О.П. Ермакова [7], И.А. Шаронов [20], L. Hutcheon [27] и др. Ирония, выполняющая функцию нападения, часто остросоциальна, направлена на акцентирование недостатков общественного устройства и сходна по функциям с сатирой, обличающей и клеймящей позором.  Традиционно ирония использовалась как оружие, направленное доминирующей стороной против подавляемого оппонента, чтобы указать ему его место: “irony’s transideological nature has meant that it has often been used as a weapon of dominant cultures to keep the subservient in their place” [38, 22]. Ирония – это оружие презрения, часто более действенное, чем прямое обвинение. Такая ирония призвана провоцировать и обвинять.

     Обратимся к примерам.     

     Английский политик Джереми Корбин использует иронию для критики поведения премьер-министра, который сначала одобрил инициативу присылать ему вопросы, а потом «что-то случилось с его памятью», и вопросы так и остались без ответа: Prime minister welcomed this idea in 2005.  Something seems to have happened to his memory since that time. [YouTube. Jeremy Corbyn vs David Cameron – watch PMQs live. 16.09.13]. Ироническая реплика Something seems to have happened to his memory since that time содержит насмешку, подтекст которой – премьер-министр просто игнорирует присланные ему вопросы. 

     В 2011 году президент США Барак Обама высмеял возможность Трампа баллотироваться в президенты, предположив, что если тот придет к власти, его будут занимать «вопросы, которые действительно имеют большое значение», например: была ли наша высадка на луне сфабрикована? Что на самом деле случилось в Розуэлле*? И где Бигги и Тупак**?: he can finally get back to focusing on the issues that matter, like: did we fake the moon landing? What really happened in Roswell? And where are Biggie and Tupac? [pic.twitter.com/oLchlBVxbP 2011]. Ирония заключена здесь в словах issues that matter, которые заключают в себе противоположный смысл: говорящий хочет подчеркнуть, что Трампа занимают абсолютно не важные для страны вопросы. Таким образом, ирония содержит острую критику.

     Хилари Клинтон, критикуя своего оппонента во время предвыборных дебатов, использует двусмысленную иронию: People look at the Statue of Liberty and they see a proud symbol…a beacon of hope for people around the world. Donald looks at the Statue of Liberty and sees a four. Maybe a five if she loses the torch and tablet and changes her hair. (Люди смотрят на статую свободы и видят гордый символ… маяк надежды для всех, живущих на Земле. Дональд смотрит на статую свободы и видит: «на четверочку.

*. город на юго-западе США. Мировую известность город приобрёл в связи с «Розуэлльским инцидентом» 1947 года, одним из наиболее известных происшествий, рассматриваемых как обнаружение неопознанных летающих объектов (НЛО).

 **. Документальный фильм «Бигги и Тупак» режиссера Ника Брумфилда рассказывает о двух рэперах, чья гибель до сих пор окутана тайной.

Может быть, на пятерку, если она уберет свой факел и шляпу и сменит прическу») [YouTube. Al Smith dinner October, 20 2016]. Для понимания критики и насмешки, заключенной в иронии Клинтон, необходимо знание экстралингвистической ситуации – нелицеприятные факты из биографии Трампа о его отношениях с женщинами. 

     Госпожа Клинтон использует также иронию, направленную против себя: I am not known for my sense of humour… people say I am boring compared to Donald… but I am not boring at all… In fact I am the life of every party I attend… and I have been to three. (Я не могу похвастаться чувством юмора… люди говорят, по сравнению с Дональдом я скучна… Но это не так. На самом деле, я – душа компании на любой вечеринке. А я была на трех.) [YouTube. Al Smith dinner October, 20 2016]. Неожиданное добавление в конце фразы and I have been to three является нарушением коммуникативных ожиданий адресата и сигнализирует о том, что говорящий использует иронию, в данном случае, самоиронию. Это – один из действенных способов защиты, предотвращения возможной критики. 

     Дональд Трамп также защищается при помощи иронии. Например, он рассказывает о выступлении своей супруги с речью, которую сочли плагиатом, и нарочито демонстрирует поддельное недоумение и возмущение: The press this year is more biased this year than ever. You want an example? Michelle Obama gives a speech and everyone loves it, it’s fantastic. They think she’s absolutely great. My wife, Melania, gives the same exact speech and people get on her case and I don’t get it! (Пресса предвзято относится ко мне. Хотите пример? Мишель Обама выступает с речью, и всем это нравится. Все говорят: «Как здорово!» Моя жена, Мелания, произносит в точности ту же самую речь. И все набрасываются на нее. Не понимаю!) [YouTube. Al Smith dinner October, 20 2016]. Самоирония отсекает все дальнейшие попытки критики и является мощным орудием защиты от нападок. 

Б. Сближение и дистанцирование

     Эти две противоположных функции иронии успешно сосуществуют в политическом дискурсе, так как цель оратора – с одной стороны, противопоставить себя и свою позицию оппоненту, а с другой стороны, идентифицировать себя с народом, убедив аудиторию, что он представляет ее интересы. 

     Так, говоря о Дональде Трампе, Хилари Клинтон подчеркивает свое выгодное отличие от политического противника. В то же время она делает упор на такие свои качества, как серьезность, дальновидность, что должно обеспечить поддержку аудитории: There is nothing like sharing a stage with Donald Trump. Donald wanted me drug tested before last night and I am so flattered that Donald thought I used some kind of performance enhancer. And I did, it’s called preparation (Ничто не сравнится с тем, как стоять вместе с Дональдом Трампом на сцене. Дональд хотел проверить меня на допинг перед последним выступлением. Мне очень лестно, что он думал, что я использую допинг. Это правда. Мой допинг – подготовка). [YouTube. Al Smith dinner October, 20, 2016]. Клинтон использует иронию парадокса, называя подготовку допингом, что дистанцирует ее и ее противника и одновременно приближает к публике, которая понимает скрытый смысл высказывания.

     Ту же тактику использует В.В. Путин, реагируя на европейские санкции: Да у них моторесурса и бензина не хватит, чтобы все наши границы объехать. Какая изоляция такой страны, как Россия? [Инвестиционный форум «Россия зовет» 12.10.16]. Ирония уменьшает дистанцию между говорящим и аудиторией, делая общение непринужденным и в то же время противопоставляет Россию и Европу.

     Двусмысленность, как продуктивный механизм иронии, часто выполняет функцию сближения автора и адресата (и дистанцирует собеседников от объекта иронии, который является предметом насмешки): Двум президентам лучше проводить ужин без галстуков. Галстуки нынче в цене… Не ровен час, слопают [http://www.youtube.com/watch?v=VLMX7m1vmCo  2.06.14.] – говорит российский президент, намекая на странное поведение М. Саакашвили, от волнения жующего свой галстук в эфире. Этот намек будет понятен только тем, кто смотрел подразумеваемую передачу.

В. Самовыражение – самопринижение.

     Данные функции часто выполняет самоирония, которая, с одной стороны, выставляет самого говорящего как объект насмешки, с другой стороны, возвышает его в глазах аудитории. Блестящие примеры самоиронии демонстрирует Дональд Трамп: I’m a modest person, in fact, many people tell me that modesty is perhaps my best quality. Even better than my temperament. (Я скромный человек. Многие люди говорят, что скромность – лучшее из моих качеств. Даже лучше, чем мой характер.) [YouTube. Al Smith dinner October, 20 2016]. Ирония в данном высказывании заключена в противоположности сказанного и подразумеваемого: ни сам говорящий, ни его окружение не считают его скромным или обладающим хорошим характером.

     Самопринижение в комментарии о возможной победе Клинтон в выборах характеризует говорящего как человека с отменным чувством юмора: If by any chance she gets elected she wants me to be either her ambassador to Iraq or Afghanistan. It’s my choice. (Если вдруг она победит на выборах, она хочет, чтобы я был ее послом либо в Ираке, либо в Афганистане. Выбор за мной) [YouTube. Al Smith dinner October, 20 2016].

     Ирония как самовыражение прослеживается в высказывании главы МИД России Сергея Лаврова о большом количестве “pussies” в предвыборной гонке США, которое прозвучало в интервью CNN. Как пишет Washington Post (9 августа 2016), ведущая телеканала Кристиан Аманпур спросила у Лаврова, что он думает о “ситуации Pussy Riot” Дональда Трампа. Лавров на это ответил: I don’t know whether I would sound decent. English is not my mother tongue. There are so many pussies around your presidential campaign on both sides that I prefer not to comment on this. (Я не знаю, прилично ли это прозвучит. Английский не родной язык для меня. В предвыборной гонке США столько … , что я предпочитаю не комментировать). Фразу сложно перевести на русский язык из-за иронической игры слов: английское Pussy имеет много значений, одно из которых – «женский половой орган», другое – «слабак, мямля». Сочетание этих значений создает иронический эффект, выражает отношение говорящего к американским выборам и обозначает его позицию в данном вопросе.

Выводы

     Умение остроумно вести политический диалог – неотъемлемое качество истинного лидера. Анализ речей политиков показал, что наиболее эффективно воздействуют на аудиторию именно те ораторы, которые часто прибегают к юмору, иронии, сарказму. Самоирония помогает предотвратить возможную критику или парировать нападки оппонентов, обезоруживая их. Функции иронии разнообразны, могут комбинироваться и направлены на то, чтобы обеспечить оптимальный эффект. 

     Искусные ораторы используют иронию и юмор, чтобы дискредитировать своих политических противников, а также чтобы избежать обсуждения нежелательных тем. Напротив, государственные деятели, воздерживающиеся в своих речах от юмора и соблюдающие строгую официальность стиля, по нашим наблюдениям, менее популярны в обществе и имеют на него меньшее влияние. Естественно, что у каждой политической языковой личности вербальные установки специфичны, кроме того, необходимо учитывать культурно-исторический контекст. Для того, чтобы понимать иронию и юмор в политическом дискурсе, адресат высказывания должен быть знаком с политической ситуацией, причинами разногласий и  конфликтов, которые высмеиваются или осуждаются, а также с целями конкурирующих политических сил.    

Литература    

1. Базылев В.Н. 2005 – Политический дискурс в России. // Политическая лингвистика. Выпуск № 15 / 2005 С.5-32.
2. Баранов А. Н., Казакевич Е. Г. 1991 – Парламентские дебаты: традиции и новации. М.: Знание, 1991. – 64 с.
3. Волкова Я.А., Панченко Н.Н. 2016 – Деструктивность в политическом дискурсе // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Лингвистика. 2016. Т. 20. № 4. С. 161—178.
4. Горностаева А.А. 2015 – Политика и ирония: совместимость и взаимодействие. М.: ИПЦ «Маска», 2014. – 196 с.
5. Демьянков В.З.  2010 – Реставрация и модернизация: Заметки по лингвистической политологии // Политическая лингвистика. Екатеринбург, 2010. Т. 32 (2). С. 32–34.
6. Дмитриев А.В. 1996 – Социология юмора. – М.: Издательство РАН, 1996.
7. Ермакова О.П. 2005 – Ирония и ее роль в жизни языка. – Калуга, КГПУ им. К.Э. Циолковского, 2005. – 204 с.
8. Ермакова О.П. 2014 – Является ли ирония речевым жанром? (Еще раз о некоторых особенностях иронии) // Жанры речи 1–2(9–10)’2014, Калуга, С. 74-80. 
9. Зеленский В.В. 1996 – Послесловие к книге: В. Одайник. Психология политики. Психологические и социальные идеи Карла Густава Юнга. – СПб.: Ювента, 1996. – С. 368-380.
10. 10. Иванюшкин А. А. 2006 – Политический юмор как фактор взаимодействия общества и власти. Дисс. … канд. полит. наук, 2006.  [http://cheloveknauka.com/politicheskiy-yumor-kak-faktor-vzaimodeystviya-obschestva-i-vlasti#ixzz3WTRkqVnG].
11. 11. Кожемякин Е.А. 2011 –  Производство знания в политическом дискурсе: социально-эпистемологический взгляд // Политическая лингвистика, 2011, № 4(38). С.52-56.
12. 12. Михалева О.Л. 2004 – Политический дискурс: способы реализации агональности. – 2004. – URL: [http://www.rus-lang.com/nir/conference/-14k].
13. 13. Пушкин А.А. 1990 – Способ организации дискурса и типология языковых личностей. // Язык, дискурс и личность: Межвуз. сб. науч. тр. / Твер. гос ун-т, (Редкол.: И.П.Сусов и др.). -Тверь: ТГУ, 1990.
14. 14. Романов А.А. 2002 – Политическая лингвистика: Функциональный подход.  – Москва–Тверь: ИЯ РАН, ТвГУ, 2002. – 191 с.
15. 15. Садуов Р.Т. 2012 – Феномен политического дискурса Барака Х. Обамы: лингвокультурологический и семиотический анализ: монография / Р.Т. Садуов. – Уфа: РИЦ БашГУ, 2012. – 136 с.
16. 16. Синельникова Л.Н. 2009 – Политическая лингвистика: координаты междисциплинарности // Политическая лингвистика / Гл. ред. А.П. Чудинов. – Екатеринбург, 2009. – Вып. 4. – С. 41-48. 
17. 17. Филинский А.А. 2002 – Критический анализ политического дискурса предвыборнх кампаний 1999-2000 гг. Дисс…. канд. филол. наук. Тверь, 2002. – 144 с.
18. 18. Халипов В. Ф. 1999 – Кратология как система наук о власти. – М.: Республика, 1999. – 303с.
19. 19. Храмченко Д. С. 2010 – Ирония в английском деловом дискурсе: функционально-синергетический подход : дисс … канд. филол. наук. Тула, 2010.- 209 с.: ил.
20. 20. Шаронов И.А. 2004 – Приемы речевой агрессии: насмешка и ирония // Агрессия в языке и речи. Сборник научных статей/ Под ред. И.А. Шаронова. М. РГГУ, 2004. С. 38-53.
21. 21. Шейгал Е.И. 2000 – Семиотика политического дискурса: монография. – Москва – Волгоград: Перемена, 2000 – 367 с.
22. 22.Agar M. 1985 – Institutional Discourse // Text 5(3). -1985. P. 147-168.
23. 23. Bilig M. 2005 – Laughter and ridicule. Towards a social critique of humour. Nottingham Trent University, Sage Publications, UK, 2005. 273 p.
24. 24. Bloome D., Talwalkar S. 1997 – Critical discourse analysis and the study of reading and writing // Reading Research Quarterly. – 1997, Vol. 32, Issue 1. – P.104-113.
25. 25. Fairclough N. 1996 – Language and power. Longman 1996. – 135 p.
26. 26. Hacker K. L. 1996 – Political Linguistic Discourse Analysis // The Theory and Practice of Political Communication Research. – New York: State University of New York Press, 1996. – P. 28-55.
27. 27. Hutcheon L. 2005 – Irony’s Edge. The Theory and Politics of Irony/L.Hutcheon. – New York: Routledge, 2005. – 248 p.
28. 28.Kenner H. 1986 – “Irony of ironies”, Times Literary Supplement (17 October): 1151–2.
29. 29. Kundera M.1986 – The Art of the Novel, trans. L. Asher, New York: Grove.
30. 30. Lewis P. 2006 – Cracking up. American humour in a time of conflict. The University of Chicago Press, 2006. 277 р.
31. 31. Ponton D.M. 2011 – For Arguments’ sake: speaker evaluation in modern political discourse. Cambridge Scholars Publishing 2011. 110 p.
32. 32. Ponton D. 2016 – Movement and meaning: towards an integrated approach to political discourse analysis. // Вестник РУДН, серия «Лингвистика», № 20 (4), P. 122—139.
33. 33. Schoentjes, P. 1993 – Recherche de l’ironie et ironie de la “Recherche”, Gent: Rijksuniversiteit te Gent.
34. 34. Schudson M. 1997 – Sending a Political Message: Lessons from the American 1790s //Media, Culture and Society. –– 1997, Vol.19, № 3. – P. 311-330.
35. 35. Schutz C.E. 1977 – Political humour from Aristophanes to San Ervin. Assossiated University presses, London 1977. [https://books.google.com.tr/books?id=Q7i40PY6AzgC&printsec=frontcover&hl=tr&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false].
36. 36. Van Dijk T. A. 2001 – Political discourse and ideology. 2001//www.let.uva.nl/~teun.
37. 37. Wodak R. 1997 –  Critical Discourse Analysis / Discourse as Social Interaction, Vol. 2. – London: Sage Publications, 1997. – P.259-284.
38. 38. Walker N. – 1990. Feminist Alternatives: Irony and Fantasy in the Contemporary Novel by Women, Jackson and London: University Press of Mississippi.

A.A. Gornostaeva

IRONY IN THE RUSSIAN AND ENGLISH POLITICAL DISCOURSE: FUNCTIONAL PRAGMATIC ASPECT

Summary: The article is devoted to the analysis of the place and role of irony in modern political discourse. The material for the research is represented by the speeches of Russian, British and American politicians. The article shows that the frequency and concentration of irony is largely determined by the type of political genre. The research singles out the main functions of irony which correspond to its strategies in political discourse. The conclusion is drawn about irony as an integral part of a successful leader’s image. The analysis of politicians’ speeches shows the efficiency of those who often use irony.

Key words: irony, political discourse, political genre, functions, mechanisms.

Для цитирования: Горностаева А.А. Ирония в русском и англоязычном политическом дискурсе: функционально-прагматический аспект // Вопросы филологии. № 4(72) 2020. С. 21-30.